Икона "Спас" вместе с иконами "Архангел Михаил" и "Апостол Павел" была обнаружена в 1918 году в дровяном сарае близ церкви Успения на Городке в Звенигороде. Согласно документам, в конце XVII века эти иконы были развешены по стенам церкви. Вероятно, они происходили из деисусного чина иконостаса той же церкви, построенной около 1400 года, и были вынуты из него при поздних переделках здания. При этом первоначально деисусный чин был, как минимум, семифигурным и включал в себя, наряду с сохранившимися иконами, иконы Богоматери, Иоанна Предтечи, архангела Гавриила и апостола  Петра.
Несмотря на отсутствие каких-либо исторических свидетельств, иконы Звенигородского чина рассматриваются большинством исследователей как произведения Андрея Рублева. При этом, если датировать иконы исходя из времени строительства собора, то Звенигородский чин можно считать самой ранней из дошедших до нас рублевских работ.
Образ Спаса, созданный Андреем Рублевым и многократно повторенный в искусстве более позднего времени, восходит к особой традиции, включающей в себя наиболее значительные византийские изображения конца XIII–XIV веков. В то же время, по сравнению с византийскими прототипами, рублевский Спас несет в себе новые интонации и духовные акценты, а также новые черты изобразительног о языка. В нем нет той подчеркнутой сдержанности, чуть холодноватой отстраненности, которая была свойственна позднему византийскому искусству. Рублевская икона кажется, скорее, отражением индивидуального мистического опыта и, в то же время, приобретает более глубокое и всеобъемлющее звучание.
Согласно традиционной символике, деисусный ряд знаменует собой образ Страшного Суда. Находясь на границе алтаря (который символизирует рай) и остального пространства храма, он представляет тот рубеж, за которым открывается лицезрение Небесной славы; рубеж, который одновременно скрывает и являет Небесное Царство, преграждает и указывает к Нему путь.
В Звенигородских иконах акцент ставится не на самом Суде, а, скорее, на обретении вечного блаженства в единении с Богом после Суда. Созданный Рублевым образ Спасителя как нельзя лучше соответствует такому восприятию традиционного сюжета, соединяя в себе "неотмирное" сияние с одушевленностью и кротостью, выражающей Божественное милосердие и безграничную любовь к людям. Рублевский деисус становится как бы "прозрачным", пропуская через себя свет горнего мира, находящегося в алтаре. Вместе с тем, он сам и есть этот мир, в котором торжествующая Небесная Церковь представлена в молитвенном единении перед престолом Вседержителя.